В это время мы подошли к аудитории, где производился экзамен по математике. Я указал ему на дверь. И он вошёл. Я, конечно, полный любопытства, последовал за ним.
Появление духовной особы в университетской аудитории произвело сенсацию. На скамьях было всего душ двадцать молодых людей. Один стоял у доски и усердно доказывал какую-то теорему, профессор сидел за столиком и слушал его очень невнимательно, по-видимому, совсем не придавая значения ни тому, что он говорил, ни самому экзамену. Экзамен вообще производился формально, наименьшей отметкой была тройка. Почти все, поступавшие в университет из семинаристов, избрали филологический или юридический факультеты, очень редко занимались естественными науками и почти никогда не дерзали избрать математический. Поэтому с ними были строги на экзаменах из латыни и греческого и смотрели сквозь пальцы на их слабые познания в математике. Им задавались совсем детские задачи, но случалось, что и перед ними они становились в тупик. Тогда профессор просто говорил: «ну, хорошо, довольно», и ставил тройку.
При нашем появлении в аудитории все обернулись к двери и долгим взглядом посмотрели на моего спутника. Профессор поднял голову, а стоявший у доски положил мел и оборвал свой ответ.
— Сядемте здесь, — тихонько сказал я батюшке и указал ему на место на скамье.
Батюшка сел, а я рядом с ним. Это сразу разочаровало всех. По-видимому, ожидали, что батюшка к кому-нибудь обратится с вопросом, выскажет какое-нибудь желание чем-нибудь проявить себя, так как странно было предполагать, что он явился в аудиторию ни за чем. Общее разочарование разделял, очевидно, и профессор. Он подождал минуты три, затем спровадил стоявшего у доски, поставив ему по этому случаю четвёрку, и, подойдя к нашей скамье, промолвил:
— Вам, батюшка, кого-нибудь надо?
Отец Эвменидов поднялся, почтительно приосанился и пригладил свои волосы.
— Я на экзамен пришёл, господин профессор! — ответил он.
— Ну, да, здесь идёт экзамен, — ответил профессор, — но вам кого-нибудь надо или вы просто хотите послушать?
— Нет, господин профессор, я сам для экзамена пришёл.
— Вы? Вы хотите держать экзамен? — уже с некоторым недоверием спросил профессор.
— Желаю, господин профессор, — ответил отец Эвменидов.
— Значит, вы поступаете в студенты?
— Точно. Подал прошение. Получил даже ответ, чтобы явиться на экзамен: вот я и явился.
— Да, вот что!.. — промолвил хотя и не вполне ещё доверчиво, но уже с некоторым примирением профессор. — Значит, вы поступаете в университет?.. Это, кажется, первый случай, что духовные лица делаются студентами.
— Этого не могу знать. Действительно, были затруднения… Я к преосвященному просьбу подавал… И мне разрешено.
— А на какой факультет?
— Желаю по математической части.
Профессор усмехнулся.
— Прекрасно, — сказал он. — Вы хотите держать экзамен. Ну-с, не угодно ли вам пожаловать к доске?
И он несколько отошёл от скамьи, как бы желая пропустить мимо себя отца Эвменидова.
Отец Эвменидов вышел из-за скамьи и направился к тому месту, где стояла доска. Профессор, глядя ему в спину, с лёгкой усмешкой смотрел на аудиторию, как бы заранее предрешая, что там, около доски, сейчас произойдёт что-то смешное. Никак не ожидал он, что этот человек с загорелым лицом, с длинными волосами, в длинной одежде с широкими рукавами, с таким простым деревенским видом, может обнаружить какие-нибудь познания в математике. Наверно, он подумал, что это — чудак, что на него напала блажь, что он не имеет ровно никакого представления о предстоящей ему задаче. Он пошёл вслед за Эвменидовым и занял своё место за столиком.
— Ну-с, извольте, батюшка, решить мне следующую задачу…
И он задал отцу Эвменидову какую-то детски простую задачу на уравнения.
Эвменидов записал на доске всё, что ему продиктовали, затем оглянулся и посмотрел на профессора.
— Это весьма легко, господин профессор! — сказал он. — Это я могу в уме решить…
— Ну, решите! — промолвил профессор.
— А вот сейчас.
Эвменидов с минуту подумал и даже пошептал губами, потом, как бы для памяти, написал на доске какую-то коротенькую формулу и затем объявил решение.
— Правильно! — сказал профессор. — Я вижу, батюшка, вы кое-что смыслите. А ну-ка, решите вот это! Уж это будет потруднее…
И он продиктовал нечто в самом деле чрезвычайно сложное, так что у остальных, сидевших на скамьях, тотчас же явилось глубокое сомнение в способности Эвменидова решить задачу. По крайней мере, далеко не все из них могли бы с уверенностью сказать это о себе.
Эвменидов записал.
— Ну, что ж, — сказал профессор, — берётесь?
— А почему ж нет? — просто отозвался батюшка. — Я решу.
И он начал усердно писать на доске алгебраические выкладки. Профессор чрезвычайно внимательно следил за его работой, а потом, сильно заинтересовавшись, встал и подошёл к нему.
— Верно, верно, — говорил он, видимо, стараясь поощрить его, — совершенно верно. Однако, признаюсь, я никак не ожидал, что вы, батюшка, такой математик.
— Я люблю математику, — сказал Эвменидов, не переставая в то же время делать свои вычисления.
— Да любить мало, надо ещё знать! — заметил профессор. — Вот и эти молодые люди, — прибавил он с иронической усмешкой, указывая на аудиторию, которая в общем дала ему не особенно высокое понятие о своих познаниях в математике, — эти молодые люди тоже наверно любят математику, но плохо знают…
Аудитория дружно засмеялась, а отец Эвменидов в это время кончил свою задачу и очень спокойно положил мел на место.